— Нет, она была администратором клиники, из тех, что кота кастрировать не сумеют, — ответил Кармайн. — Клиники сейчас управляются наподобие коммерческих предприятий: состояние бухгалтерии для них важнее, чем качество медицинских услуг.
— Жаль. Здоровье не купишь и не продашь, это не товар, а состояние.
— Надо вас определить в больничный совет Чабба и Холломена.
— Я не против.
— Завидую женщинам, которые сделали карьеру, — вздохнула Кэнди.
— Тогда почему бы вам ее тоже не сделать? — дружелюбно заметил Грирсон.
— У вас прекрасная карьера! — буркнул Коллинз. — Жены и матери.
Первей загоготал.
— Тебе просто не дает покоя, что серая кобыла обошла тебя у самого финиша. Эрике очень идет этот цвет, серый. Не кисни, Фред! Как знать, может, гонка еще не закончена.
— Для меня закончена. И для тебя тоже. И для Фила. Вот старина Уоллес еще повоюет. Он один выживет, — сказал Коллинз.
— Думаете, настают трудные времена? — спросил Кармайн.
— Обязательно настанут, — подтвердил Первей.
— Это было, наверное, как гром среди ясного неба, — продолжал Кармайн.
— Что? — не понял Коллинз.
— Завещание.
— Оно просто оскорбительно! Нив какие ворота! — прошипел Коллинз.
— Кто-нибудь из вас предполагал что-то подобное?
Ответил Грирсон:
— Никто. Даже Фил Смит, хотя он был ближе всех к Дезмонду. Я бы сказал, что завещание поддельное, если бы юристы компании «Тумс, Хильярд, Спендер и Хантер» не составили его, не присутствовали при подписании, а потом собственноручно не положили документ в сейф. В Холломен завещание доставили в бронированном кейсе, прикованном к руке курьера, и Бернард Спенсер открыл чемоданчик в нашем присутствии. Так что это подлинник, никуда не денешься. Я надеялся, там хотя бы будет сказано, почему Дезмонд выбрал Эрику, но ничего подобного: ни единого комментария, даже в сноске. Сплошь юридические формулировки, страница за страницей, чтоб никакой Энтони Бера носа не подточил, если захочет опротестовать завещание в пользу Филомены.
— Думаете, доктор Давенпорт не способна как следует управлять корпорацией?
— Я думаю, доктор Давенпорт способна отправить «Корнукопию» прямо в пропасть. Я собираюсь добиться от Эрики согласия на продажу мне «Дормуса», когда все полетит в тартарары, — сказал Грирсон.
— Вы знали, что доктор Давенпорт — любовница мистера Скепса? — поинтересовался Кармайн.
Все оторопели. Вопрос застал их врасплох. Они и не подозревали. А Кармайн, каналья этакая, пришел и всадил им еще один отравленный шип под кожу!
— Да бросьте! — воскликнул капитан насмешливо. — Наверняка вам это приходило в голову, когда вы узнали про завещание, даже если до этого ни о каких амурах не догадывались.
— Что до меня, — проговорил Грирсон, — я всегда искренне полагал, что Дезмонд избрал Эрику за ее профессионализм. Дай сейчас я не вижу поводов менять свое мнение. Не такой человек Дезмонд, чтобы позволить чувствам взять над собой верх. Он ошибся в оценке ее способностей, но и только. То, что она была его любовницей, роли не играет.
— Спасибо, мистер Грирсон. Собственно говоря, мистер Скепс прекратил интимные отношения с доктором Давенпорт четыре месяца назад, а завещание составил два месяца спустя. Как вы правильно заметили, решение принято явно не под действием чувств, каковы бы они ни были. Однако меня удивляет, что вы вопреки общему мнению считаете доктора Давенпорт непригодной к руководящей должности. У вас есть особые причины?
— Мое чутье, — сказал Уоллес Грирсон. — Все, что умеет Эрика, — это пустить пыль в глаза, запудрить мозги клиенту. Вы умный человек, капитан Дельмонико, и у вас большой жизненный опыт. Знаете, в каждом классе всегда есть круглый отличник, которому пророчат блестящее будущее. Но всегда есть и другой или другая, кто крутится у вершины, никогда ее не достигая, — потому что она (пусть это будет она) мыслит слишком индивидуально и нестандартно. И знаете что? На встрече выпускников через двадцать лет оказывается, что как раз у нее блестящая карьера. Эрика — это примерная девочка с отличными отметками, но она никогда ничем не руководила, кроме юридического отдела. У нее узкий кругозор, а вместо мозга — калькулятор. Дезмонд ей очень помогал, сам того не замечая. — Грирсон нахмурился. — Еще мое чутье говорит, что управлять промышленной империей — не голубая мечта Эрики. Она стремится к чему-то другому, только я не знаю к чему.
— Чутье, мистер Грирсон, замечательная штука, — торжественно произнес Кармайн и, не дожидаясь Дездемону, удалился.
«Вечеринки, — подумал он, — куда лучший источник информации, чем официальные допросы». Если бы Майрон не организовал этот прием, миссис Хайман не увидела бы женщину в коричневом «блине» и так ничего бы и не вспомнила, а у корнукопского правления не развязались бы языки от выпивки.
«А хозяйка-то поскучнела, — заметил он, направляясь в сторону Эрики. — Ничего удивительного — гулянки в шумной компании не в ее характере. Майрон — другое дело. Западное побережье вошло ему в плоть и кровь, он обожает вечеринки. Нет, не так, не так, Кармайн! Он просто не может жить без блеска и суеты, без людей, красующихся друг перед другом, без гомона деляг, заключающих сделки. Вечеринки только часть этого мира с обедами в «Поло Лаундж» и ужинами в самых модных ресторанах недели. Майрон отбывает епитимию, когда приезжает к нам. Нет, иудеи не налагают епитимию. У Майрона это больше похоже на то, как люди стегают себя связкой прутьев, перед тем как броситься в бассейн или раскаленный пар. Мы для него эти прутья, позволяющие ему заново ощутить прелесть своего мира. За что я его люблю? За то, что он совершенный джентльмен, истинный отец Софии, воплощенная доброта и щедрость и вообще славный парень. Однако мое чутье подсказывает, что его поезд любви снова свернул не в тот тоннель. Сначала Сандра, теперь Эрика. Плохой из него стрелочник».