Кармайн поймал вопросительный взгляд Джины и едва заметно покачал головой. На душе было холодно и мерзко от страшного предчувствия, но Кармайн перевел дух и заставил себя сохранять дистанцию.
— Давай, Грант, рассказывай до конца. Я ведь все равно узнаю, и лучше, если от тебя самого.
Карие глаза снова посмотрели на Кармайна; теперь они были полны слез и отчаяния. Грант поднял плечи, словно хотел сбросить с себя давящий груз.
— Я подошел к кроватке Джимми и снял боковую стенку. Пусть, думаю, мама проснется в одной постели с этим засранцем. Может, перестанет тогда уходить в отключку. А этот малый как заорет еще сильнее и бац мне рукой по лицу! И плюнул еще вдобавок. Ну, я его тоже толкнул. Он упал. Дальше я точно не помню. Честно, сэр! Он все орал, и выл, и плевался. По-настоящему плевался! Тогда я накрыл ему лицо подушкой, чтоб он заткнулся, но он и сквозь подушку орал. Только плеваться не мог. Я держал подушку, пока он не замолчал, а потом еще чуть-чуть на всякий случай. Я был рад, что это, наконец, закончилось. Гаденыш всего меня оплевал!
О Господи!
— Что было дальше, Грант?
Избавившись от страшного груза, мальчик снова приободрился. Интересно, знают ли его брат и сестра? Скорее всего нет, иначе Сельма не оставила бы его одного. Может быть, она о чем-то подозревала, но еще не успела толком разобраться. Тем лучше. В противном случае смерть Джимми Картрайта только сбивала бы с толку.
— Я включил люстру, — продолжал Грант, — и увидел, что Джимми весь синий. Я стал его щипать, но он не шевелился. Тогда я понял, что он умер. Сначала я даже обрадовался, а потом испугался, что если кто-нибудь об этом узнает, то меня посадят в тюрьму. Меня ведь посадят, да?
— Если расскажешь все без утайки, будет лучше, Грант. Тюрьмы — это для взрослых. Что ты сделал потом?
— Я завернул его в простыню и спустился с ним вниз. — Теперь мальчик заговорил быстрее. — Вышел через заднюю дверь на улицу, подошел к реке и столкнул его в воду. Он сразу потонул. Тогда я вернулся в спальню и положил простыню в кроватку. Мама еще спала. Только на самом деле, сэр, она уже умерла?
— Да, еще до того, как ты зашел первый раз. Что ты сделал, когда пришел к себе в комнату?
— Попытался вытереть пол в ванной, потом лег в кровать и заснул. Я жутко устал.
«Никаких угрызений совести, — подумал Кармайн. — И вряд ли когда-нибудь появятся. Но парнишка смышленый. Если папа подсуетится да найдет хорошего адвоката, тот быстро научит его уму-разуму. И перед соцработниками будет само раскаяние, и на суде вспомнит только то, что нужно. Но какие же идиоты родители! Кому из них только в голову пришло сэкономить на домработнице! Трудно найти женщину, которая нуждалась бы в ней больше, чем миссис Картрайт. И ведь не нищие, могли себе позволить, даром что трех Детей учат».
— Этого бы никогда не случилось, не будь мать так загружена работой, — закончил свой рассказ Кармайн. — Мне почему-то кажется, что Джеральд Картрайт не на том экономил. Хотя Кэти тоже хороша — как можно быть такой бесхребетной, не настоять, что ей нужна помощь!
— Если бы ее не убили, этого бы тоже не случилось, — возразил Патрик, раскладывая инструменты на тележке.
— Верно. Мальчишку больше всего вывел из себя запах кала — значит, к тому времени Кэти была мертва уже несколько часов. Грант пришел к ней в спальню около четырех утра. Он сначала не хотел об этом рассказывать, что и навело меня на подозрения. Дети всегда ищут мать, когда им плохо, особенно если их вырвало на пол. Об убийстве я, конечно, и не думал, но все сходится. Отец эгоист, думает только о своем бизнесе, постоянно в разъездах. А тут появляется ребенок, да еще инвалид. Трое старших детей, которым мать до этого отдавала всю душу, вдруг оказываются предоставленными самим себе. Неудивительно, что бедный Джимми невольно вызвал столько обиды и ненависти.
— Ну, убийство Джимми, возможно, удалось бы предотвратить, будь родители внимательнее к старшим детям, а вот убийство матери… — задумчиво сказал Патрик.
— Тут совсем другой коленкор. Пока никаких зацепок. Джеральд Картрайт, хоть и эгоист, но на сторону не ходил и семью обеспечивал. В штате Нью-Йорк, где у него ресторан, Картрайт поддерживал хорошие отношения с родственниками. Все считают его образцовым семьянином, и он гордился этой репутацией. Что до Кэти, то, скажи на милость, какие могут быть внебрачные связи у женщины с четырьмя детьми, из которых один — даун?
— Она вообще выбиралась когда-нибудь из дома?
— По словам Джеральда, очень редко. Сам-то он любит светскую жизнь. Они вместе ходили на спектакли в театр, в кино на хорошие фильмы. Ну, еще иногда на благотворительные вечера и в кантри-клуб. Если Джеральда вдруг вызывали из-за очередного скандала шеф-повара, он настаивал, чтобы Кэти шла одна. Ничего зазорного в этом не было — их все хорошо знали, она встречала там своих приятельниц. Последний раз Кэти одна ходила на благотворительный банкет фонда Максвеллов. Фонд активно финансирует исследования, связанные с умственно отсталыми детьми. Это мне все рассказал сам Джеральд. Он неплохо держится, только подушку все время обнимает. — Кармайн налил себе свежего кофе. — Ну а как дела на вашем фронте, Патси?
— С отравлениями разобрались, — сказал Патрик без радости в голосе. — Питеру Нортону всыпали в апельсиновый сок столько стрихнина — лошадь убить можно. Других токсинов в крови нет. То есть в последнее время отравить его не пытались, а значит, миссис Нортон к убийству, скорее всего, непричастна. Да и выбор яда говорит в ее пользу: нужны поистине железные нервы и желудок, чтобы вот так подсыпать человеку стрихнин и ждать рядом, пока он корчится в страшных мучениях.