— Почему что, миссис Скепс?
— Между собой они с Натали разговаривают на русском языке.
— Жаль, что вы не сказали мне об этом раньше, мэм.
— Я никогда не придавала этому значения. Натали с трудом изъясняется на английском, но хорошо знает русский, хотя это не ее родной язык. Фил говорил, что выучил русский на берлицевских курсах, когда они с Натали поженились. Часто шутил об этом.
— Что ж, теперь все очень серьезно.
Она беспокойно заерзала на стуле.
— Тони! Где Тони? Вы его не видели? Он должен быть где-то здесь.
— Зная мистера Бера, рискну предположить, что он стоит за домом в ожидании удобного момента. — Кармайн встал и, подойдя к углу дома, прокричал: — Мистер Бера! Вы нужны миссис Скепс!
Бера появился несколько секунд спустя, быстро взглянул на Филомену и, впившись глазами в Кармайна, сердито спросил:
— Что вы ей сказали? Почему она в таком состоянии?
Кармайн изложил суть дела, что привело Бера в не меньшее изумление, чем Филомену. Они сидели на чугунной скамейке, прижавшись друг к дружке, и смотрели на Кармайна так, будто он принес
им смертный приговор.
— Два свободных места в правлении! — воскликнул адвокат.
«Так вот что его волнует, — подумал Кармайн. Шпионаж и убийство — ерунда, главное — покладистое правление, чтобы не пострадали интересы юного Дезмонда, а заодно и его собственные. За мистером Энтони Бера нужен глаз да глаз».
— Если вас это хоть как-то утешит, последним приказом мистер Смит назначил нового управляющего директора «Корнукопии-Сентрал», — бодро сказал Кармайн. — Он будет выполнять те же функции, что Эрика Давенпорт, не являясь, однако, членом правления. Это мистер Майкл Дональд Сайкс.
Ни одного из собеседников новость не заинтересовала, но Кармайн на это не рассчитывал. Ему хотелось увидеть реакцию на имя Сайкса, — если бы она была, пришлось бы покопаться в его прошлом. К счастью, этого не понадобится.
От Филомены он уехал с твердым убеждением, что в ближайшие восемь лет Тони Бера постарается снять из бидона юного Дезмонда как можно больше сливок. Но это уже преступление из разряда «беловоротничковых» — не его, Кармайна, забота.
— Как странно устроен мир, — сказал он Дездемоне по пути в ресторан морепродуктов. — Кто-то украдет у своей фирмы десять тысяч и попадет в тюрьму, а другой тащит миллионы, и все ему сходит с рук.
— Всегда выгоднее быть на вершине горы, чем у подножия. Кармайн, я так тебе благодарна за сегодняшний день! Волны, песок, ветер, играющий в волосах, прелестные деревни — настоящий рай!
— Зато у меня такое чувство, будто я что-то упустил, — проворчал Кармайн. — Эта парочка, может, не шпионы и убийцы, но уж точно не невинные овечки. Бера опутал Филомену и вдобавок совратил ее сына. Ублюдок на все горазд.
— Какая гадость! Заниматься любовью с женщиной и ее сыном! Она, конечно, не знает?
— Не знает, но начинает подозревать, что юному Дезмонду чересчур нравятся мужчины. Если бы ты видела мальчика, поняла бы, что опасность такого рода ему грозила в любом случае. Слишком красивый. Вероятно, это началось в школе, и Филомена винит себя.
— Ты считаешь, это в нем природная склонность?
— Определенно.
— Он женоподобный?
— Отнюдь! Твердый как кремень, суровый как утес.
«Фэрлейн» въехал на стоянку перед рестораном.
Дездемона отбросила переживания. Это не ее дело, хотя она тоже мать. Сегодня ничто не сможет омрачить ее счастье, думала она, заказывая салат из омара. Она спешила возвратиться из Лондона в Холломен, чтобы не пропустить благоприятный период для зачатия, иначе пришлось бы ждать следующего месяца. Джулиану скоро полгода; если она забеременеет сейчас, ему будет пятнадцать или шестнадцать месяцев, когда родится второй ребенок. Это нормально. Если будет мальчик, он успеет возмужать до того, как Джулиан покинет дом. Дети часто не ладят друг с другом, но при такой разнице в возрасте младший сможет дать отпор старшему.
Умиротворенная, Дездемона заснула, привалившись к плечу мужа, прежде чем они добрались до Провиденса. Это был замечательный день, но Кармайн надеялся, что ездить в Орлеан по делам ему больше не придется.
В понедельник Кармайну разрешили навестить Филипа Смита в больнице «Чабб-Холломен». По настоянию Кармайна Смита разместили в отдельной палате в конце коридора, подальше от пожарной лестницы. Палату напротив реквизировало полицейское управление. Охранники Смита могли там принять душ, выпить кофе и отдохнуть в удобных креслах во время перерывов. Каким-то образом комиссар добился того, чтобы счет оплачивало ФБР.
Палата Смита была завалена цветами. Теплый сиреневый цвет стен, мягкая мебель создавали почти домашний уют. Однако впечатление портила стерильная кровать с кучей ремней и блоков над ней — адская конструкция, на которой любой человек, независимо от его богатства и власти, кажется жалким и беспомощным.
Филип Смит выглядел старше своих шестидесяти лет: красивое лицо осунулось, серо-голубые глаза поблекли. Из-за переломов он не мог поворачиваться самостоятельно. Двигались только глаза. Как ни странно, сиделки рядом не было.
— Я вас уже несколько дней жду, — сказал Смит.
— Где ваша сиделка?
— Она идиотка! Я приказал ей сидеть на посту, пока не вызову. Я благодарен за помощь, когда в ней нуждаюсь, а навязчивость ненавижу: «Не хотите ли этого? Не желаете ли того?» Тьфу! Когда мне что-то понадобится, я скажу сам. При таких счетах обивка должна быть из итальянской лайки, — сказал он.